Борис и Ярина Левандовские: «Удивительно, как кусок глины превращается в звучащий инструмент»

Супруги Борис и Ярина Левандовские из городского округа Одинцово десять лет занимаются акустической керамикой – производством свистулек и окарин ручной работы. В августе 2022 года ремесленники открыли собственную семейную студию в Одинцово «Керамика Левандовских». В прошлом Борис серьезно занимался музыкой, а Ярина – живописью. Эти два направления творчества соединились в создании традиционных глиняных духовых инструментов.

– Борис, расскажите, чем вас привлекли окарины?

Борис – Основа современной окарины очень древняя – подобные инструменты делали еще восемь тысяч лет до нашей эры. Возможно, что это даже древнейший инструмент после ударных. Можно предположить, что первобытные люди после удачной охоты и после того, как насытили желудок, брали пустотелые кости и методом проб и ошибок обнаруживали, что могут издавать звук.

Следующим шагом было создание инструментов из глины. После дождя разминали грязь, а потом кто-то заметил, как комок подсох и превратился в подобие камешка. А еще кто-то случайно кинул этот застывший комок в огонь. Так, с течением времени, люди освоили все этапы окариностроения. Окарины делались не только из глины, но и из раковин моллюсков, древесных полых форм, даже из тыкв.

Огромный вклад в формирование современной окарины внес в XIX веке мастер Джузеппе Донати. Именно он трансформировал древнюю окарину, приведя ее к академической форме. Слово «окарина» переводится с итальянского – гусенок, так как первые образцы имели заостренный кончик, напоминавший клювик. Донати структурировал и ввел последовательную форму извлечения звука, подобную блокфлейте.

В XX веке сильнейшее влияние в этой области оказал англичанин Джон Тейлор. Будучи математиком по образованию, он провел исследования геометрической формы окарины. Вместо последовательного звукоизвлечения он изобрел звукоизвлечение посредством перекрестных комбинаций-кодов. Благодаря этому стало возможно сыграть семь звуков, имея всего четыре отверстия.

Базово окарины делятся на этнические и академические. Последние имеют европейскую ладовую систему (семь нот), а этнические опираются на традиционную минорную пентатонику, характерную, в частности, для Юго-Восточной Азии или для индейцев Латинской Америки.

– А на Руси были распространены окарины?

Борис – На Руси были свистульки. Очень сильны традиции свистульки на Алтае, юге и в европейской части России. Археологи находят изделия IX-XI веков нашей эры, то есть ровесников зарождения нашего государства. Особенность свистулек, в отличие от окарин, в маленькой камере и ритмической основе звукоизвлечения. Не зря говорят – свистопляс, так как свистулька задает ритм, под который хочется плясать. Западным окаринам характерен, наоборот, мелодизм, они вводят в более медитативное состояние.

Свистульки – это конек славянских народов. Они намного меньше развиты в западной Европе или в арабоязычных странах. Здесь мы можем смело сказать, что впереди планеты всей.

– Что побудило вас с супругой обратиться к традиционным промыслам?

Борис – После развала СССР я много общался с художниками, музыкантами, вращался в творческой среде. Одновременно интересовался возрождением древних утерянных традиций. Супруга Ярина художник-график, а я профильно занимался музыкой. На стыке художественности и музыкальности возник интерес к акустической керамике, которой мы и занимаемся уже более десяти лет.

Мы брали уроки у мастеров разных регионов России. Много информации черпали из интернета. То есть был большой путь, но не было одного конкретного учителя. Брали с миру по нитке, поэтому можно сказать, что мы самоучки. На наше творчество, так или иначе, повлияли Дмитрий Леконцев из Удмуртии, Валентин Шкандыбин из Ростова-на-Дону, западный мастер Крис Хойер и другие. Проходили курсы керамики у выпускников Строгановского художественно-промышленного училища в Москве. Конечно, огромное влияние оказала наша славянская культура, ведь начинали непосредственно со свистулек.

Сердце любого акустического инструмента – керамического и не только – это свистковое устройство. Если мастер здесь ошибся, то, как бы ни была прекрасна форма, изделие можно выкидывать. Познание свистка давалось нам с огромным трудом. Некоторые мастера неохотно делились секретом, чтобы не плодить себе конкурентов. В эру интернета, где люди выкладывают мастер-классы и раскрывают тонкости процесса, такой проблемы уже нет.

Сначала мы стали пробовать традиционные техники росписи после обжига, работали с акриловыми красками и гуашью. Потом перешли к народным методам декорирования: тиснению, обработке молоком. Так называемый «молочный обжиг» проходит после базового утильного обжига и на более низкой температуре (до 400 градусов). Изделие вымачивается в молоке, немного закипает и «загорает», приобретая красивый коричневатый цвет.

На следующем этапе мы перешли к глазурованным формам. Глазурь требует второго обжига, поэтому изделие, как правило, ценится выше. Глазури бывают глянцевые, матовые, пористые, с вкраплениями. Игры с этими эффектами происходят в момент обжига. Когда температура поднимается выше 900 градусов, некоторые глазури могут закипать и давать различные эффекты, образовывать причудливые узоры.

Очень долго мы работали и до сих пор сотрудничаем с различными учебными центрами, организациями, воскресными школами на западе Москвы и Подмосковья. Совершенствуя технологию, мы постепенно доросли до того, что открыли, наконец, свою мастерскую. В студии мы учим детишек любым формам творческой занятости, развивающим мелкую моторику и художественный вкус. Я педагог по образованию, а супруга художник. Эти навыки пригождаются в нашей деятельности.

– Вы говорили, что в прошлом серьезно занимались музыкой.

Борис – Да, выучился в музыкальной школе, хотя закончил ее с большим трудом. Это была инициатива родителей, так как маме хотелось, чтобы я выучился играть на шестиструнной классической гитаре, а мне больше нравилось фортепиано.

Студенческие годы прошли, и меня потянуло в творческую среду, в частности музыкальную. Тогда я понял, что благодаря музыкальной школе у меня все же есть базовые знания в этой области. Постепенно я вырос до работы в сфере звукорежиссуры в Москве и других городах. Писал музыку для радио и телевидения, непосредственно занялся программной средой, играл в группах, пел в кавер-проектах, издавался на западных и отечественных лейблах.

Был большой опыт в музыкальной области, но, в виду тотальной цифровизации нашей эпохи, на мой субъективный взгляд, по музыке был нанесен разрушительный удар. Современная музыка стала трансформироваться, если не сказать резче – вырождаться. Композицию, на сочинение который автор тратит уйму времени, запросто могут своровать в интернете, несмотря на защиту авторского права. А ведь это полноценный продукт, который можно использовать в рекламе, в компьютерной игре или на телевидении.

Я вкладывался в музыку долгие годы, но столкнулся с отсутствием перспектив. Музыка и художественное творчество, образно говоря, боролись во мне. В результате, упершись лбом в стену, мы с супругой неожиданно открыли для себя мир этнических духовых инструментов. Удивительно, как бесформенный кусок глины превращается в звучащий инструмент, который к тому же можно декорировать.

Ярина – Наверное, музыкальная боль Бориса нашла выход в керамике.

Борис – Да, у психологов есть понятие боли, которая находит какую-то отдушину. Иногда, проходя мимо фортепиано, прямо пронзает, но успокаиваюсь мыслью, что все-таки делаю музыкальные инструменты.

Вообще мы начинали путь в декоративно-прикладном творчестве с картин Ярины. Картины были графические, разноплановые. Это не была классическая живопись, а абстрактные и рельефные работы. Иногда комбинировали краски с разными элементами: пуговицами, бисером и так далее.

Но потом на ярмарке знакомый предложил пойти на курс по керамике, и именно по свистулькам. Это было то, чего я давно хотел! Один опытный мастер, который тоже перебрался в керамику из картин, нам однажды сказал: «Кто в этом деле «измазался», уже никогда не отмоется». Так что теперь развиваемся в направлении керамики.

Ярина – Ровно десять лет назад Борис пошел на первые курсы, а потом привлек и меня. Я, честно говоря, не хотела идти на керамику, думала, просто посмотрю. Но в итоге мы оба втянулись в это ремесло.

Борис – Первую глину мы добывали самостоятельно, познавали все этапы на своем опыте. Естественно, потом уже стали пользоваться очищенной глиной гжельского комбината и других фирм, которые начали появляться в Москве.

Супруга, кстати, работает не только в акустической керамике. Ярина делает графические работы на тарелках, создает разные скульптурные формы, мелкую пластику. Нам пришлось осваивать и гончарное мастерство, поскольку это тоже теперь часть профессии.

Ярина – Была мечта, чтобы нас начало кормить наше хобби, и именно в керамике это получилось. В моих картинах и у Бориса в музыке это не складывалось.

Борис – Керамика стала приносить какие-то дивиденды, а это важно, если ты идешь в свободное плавание, и нет социальных льгот и гарантий. Дух предпринимательства в нас тоже, видимо, существовал, потому что путь был долгим: работали в разных организациях, пробовали себя. В результате поняли, что наш путь – это собственное дело. Керамика стала приносить нам, кроме эстетического удовольствия и ментального развития, какую-то материальную составляющую.

– За те полгода, что работает студия в Одинцово, какие у вас впечатления?

Борис – Огромный шок. Нас предупреждали товарищи, имевшие подобный опыт, что ожидания и расчеты не будут соответствовать реалиям. Мы более позитивно смотрели на вещи. Любые социальные флуктуации, а их в последнее время было не мало, заставляют людей ужиматься и тратить только на первоочередное – еду, одежду. Но это чисто психологический момент. В любом случае, открывая свое производство, надо быть готовым, что первый год – это время испытаний и становления.

Ярина – С другой стороны, много людей, которые ждали нашего открытия. Искали гончарные мастерские в центре Одинцово. По совету психологов мамы приводят на занятия по глине детей «мышечных», то есть очень подвижных, гиперактивных. Мы столкнулись с тем, что нужно больше развиваться как педагоги и психологи. Также у нас есть интерес заниматься с детками с отклонениями и особенностями.

Борис – Да, наше помещение это позволяет. В таких сложных ситуациях люди теряют связь с обществом. И ребенку, и взрослому с особенностями нужна социализация и позитивные эмоции. Мы понимаем, что и городским властям это будет интересно, как вклад в социальную политику и региона, и города.

Ярина – Если говорить о взрослой аудитории, то к нам часто приходят люди, которые имеют выгорание либо в семье, либо в офисе. Среди них те, кто разошлись, либо на грани разрыва. Человек ищет деятельность, где бы успокоить душу. У глины есть интересное свойство: когда вы работаете с ней, забываете все проблемы, так как она требует полной концентрации. Кроме того, есть и энергетический момент: глина впитывает эмоции, в том числе негативные.

Был такой случай. К нам пришла совершенно разбитая морально женщина. Она создала подсвечник в виде дракона, и в эту глину вложила свое состояние, все, что накипело. Она даже не стала забирать этого дракона, как бы освободилась от груза эмоций.

Борис – В начале нашего творческого пути мастера-народники не советовали работать в плохом расположении духа, потому что отрицательные чувства «впитаются» в изделие. Когда делаешь вещь на продажу, надо, наоборот, вложить добрые чувства. Если же ты спускаешь стресс, как в боксерский мешок, то такую вещь лучше оставить.

Ярина – А студенты в основном ищут на занятиях атмосферу мастерской. Им нужно погасить свет, зажечь фонарики и свечи. Они приходят, чтобы отдохнуть в красивой обстановке. Многие ценят музыку, которую подбирает Борис из тех жанров, в которых работал: неоклассика, электронные направления.

– Выставки и фестивали – это неотъемлемая часть жизни человека, который занимается промыслами?

Ярина – Ярмарки – это общение, возможность поделиться опытом. Обязательно надо видеть работы других мастеров. Кто-то, конечно, закрывается в мастерской и продает работы исключительно через интернет, но это сильно ограничивает.

Борис – При этом крупные мастера в области акустической керамики и окариностроения находятся на Алтае и в Сибири. Видимо, сама природа располагает: озера, горы, леса. Глины там в избытке, а интернет есть даже в самых отдаленных местах.

Я читал когда-то книгу Тура Хейердала «Возврат к природе», где он описывает бегство современного человека от цивилизации к истокам. Многие люди делают что-то подобное: бегут «в леса», пусть даже в ближайшее Подмосковье, и работают в одиночестве. Они медитируют, общаются с Богом, и, находя в этом вдохновение, создают вещи достаточно высокого уровня. Мастер не отвлекается на социум. Для кого-то общение – это огромный энергетический приток, а для кого-то, наоборот.

Так что есть мастера, которые продают сугубо в интернете, равно как и люди, которые, наоборот, признают только ярмарки. Есть и «симбиотики» вроде нас. Мы пытаемся совмещать и преподавательскую деятельность, и производственную, и ярмарочную и интернет.

Мы продаем изделия через виртуальные площадки, и принимаем участие в маркетах в Москве и других городах. Собираемся добраться до крупнейших отечественных ярмарок хендмейда «Жар-Птицы» и «Ладьи», но к ним нужно серьезно готовиться. Когда открыли мастерскую, поняли, что на изготовление авторских работ времени остается мало.

– Как бы вы определили понятие ручной работы?

Борис – Это понятие сегодня трактуется по-разному. Например, в Китае распространен семейный бизнес, в котором задействовано порядка двадцати родственников. То есть это уже не два-три человека или один мастер, а, по сути, небольшой цех с элементами производственных отношений.

Ярина – Когда мы были в ремесленной организации, собирался целый консилиум, чтобы определить понятие ручной работы, и так и не пришли к единому мнению.

Борис – Последнее время на маркетах в Москве мы стали чувствовать себя немножко чужими как раз из-за засилья «фурнитурщиков». Многие мастера максимально упрощают задачу: покупают фурнитурные наборы для создания бижутерных украшений и действуют просто как дизайнеры, моделируя изделия как из конструктора.

Разве можно это сравнить с работой мастера, который вытачивает изделия из полена, или керамиста, который из глины созидает музыкальный инструмент? У настоящего мастера есть только бесформенный материал, правда, и «фурнитурщик» говорит, что у него бесформенный набор фурнитуры.

– В московском регионе были особые традиции в изготовлении свистулек?

Борис – Безусловно. Самые ценные находки свистуличных форм (XIV-XV веков) были сделаны на территории Кремля. Существовал особый московский стиль. Даже царская семья закупала такие свистульки для своих детей. Мы бы с удовольствием поучаствовали в возрождении московской свистульки, может быть, при поддержке профильных ведомств, если это будет интересно городской администрации.

– Какие у вас были варианты названий мастерской? Как остановились на «Керамике Левандовских»?

Борис – Поскольку существует много студий с отвлеченными названиями, мы подумали, что просто потеряемся среди них. С другой стороны, мне от предков досталась редкая и звучная фамилия. У меня польские корни: родители дедушки переехали когда-то в Москву. Кроме того, фамилия предполагает личный контакт с мастером. До революции фирмы и магазины часто называли по фамилии владельцев. Это сразу говорит о семейственности, тяге к старым купеческим традициям.

Ярина – Мы перебирали много вариантов. Например, мне нравилось название «Керамикус». Но в нем слышится какая-то детскость, а мы бы хотели, чтобы в мастерскую приходили и взрослые.

Борис – На первом этапе у нас вообще не было названия, мы даже не ставили клеймо на изделиях. Потом придумали знак из двух букв «ЛК». А сейчас мы уже пишем на каждом изделии полностью «Керамика Левандовских». Визитку человек может потерять, а по клейму нас всегда смогут найти. Это не только реклама, но и ответственность. Если я продал откровенно некачественный товар, то с меня же и будет спрос.

Наш проект создавался не ради похвальбы и самолюбования, ведь у нас мастерская семейного типа. К нам можно прийти, отвлечься от проблем, поработать в семейной атмосфере, а не на потоке в сотню человек. В названии «Керамика Левандовских» этот подход тоже отразился.

Антон Саков